Начало 1945 года. По несколько раз в неделю небо Москвы озаряется салютами в честь освобождения городов Европы. 22 января было произведено целых пять (!) салютов. Салюты в феврале — 6-го, 11-го, 14-го, 15-го и т.д. И вдруг в СССР объявлен государственный траур — 23 февраля умер писатель и выдающийся революционер Алексей Николаевич Толстой.
Почему революционер? У нас и апологетам, и хулителям большевиков выгодно представлять СССР как медленно эволюционирующее государство, плохое или хорошее, в зависимости от вкусов историков.
На самом же деле в 1930-х годах произошла третья русская революция. У Советской республики 1920 года с Советским Союзом 1940 год было не менее различий, чем между Россией 1914 и 1920 годов.
На 90 процентов на высшем и среднем уровнях поменялась правящая элита, ушли в небытие партийные фракции, диспуты, борьба за власть на съездах. Ни один дилетант не спутает архитектуру, живопись и театральные спектакли 1920-х и конца 1930-х годов. Резко изменилось официальное отношение к семье. Страна Советов начала ставить ёлки и отмечать Новый год. Подобный перечень можно продолжить на нескольких страницах. Остались красные знамёна и культ Ленина, но пролетарский интернационал в идеологии сменился на советский патриотизм.
Теперь не Советская республика работала на III Интернационал ради устройства мировой революции, а III Интернационал стал инструментом внешней политики и разведки советского государства.
Разве 1930-е годы — не время революции? Ну а кто будет спорить, пусть обратится к азам философии, где сказано: «Грань между эволюцией и революцией не абсолютна, как не абсолютна грань между количеством и качеством».
Итак, я пишу «третья русская революция», а кому не нравится, пусть читает — «эволюция».
Сразу после отречения Николая II началось уничтожение символов самодержавия — гербов с двуглавыми орлами, памятников царям и генералам, и т.д. Большевики, придя к власти, решили кардинально переписать всю русскую историю.
Нарком просвещения A.B. Луначарский, выступая в сентябре 1918 года перед учителями с лекцией «О преподавании истории в коммунистической школе», заявил: «Преподавание истории в направлении создания народной гордости, рационального чувства и т. д. должно быть отброшено; преподавание истории, жаждущей в примерах прошлого найти хорошие образцы для подражания, должно быть отброшено».
«Конечно, идея патриотизма — идея насквозь лживая», — продолжал Луначарский «просвещать» учителей, утверждая, что в проповеди патриотизма были заинтересованы только эксплуататоры, для которых «задача патриотизма заключалась в том, чтобы внушить крестьянскому парнишке или молодому рабочему любовь к “родине” заставить его любить своих хищников».
Поэт Джек (Яков Моисеевич) Алтаузен (1907—1942) вещал:
Я предлагаю Минина расплавить,
Пожарского. Зачем им пьедестал?
Довольно нам двух лавочников славить,
Их за прилавками Октябрь застал,
Случайно им мы не свернули шею
Я знаю, это было бы под стать.
Подумаешь, они спасли Россию!
А может, лучше было не спасать?
В начале 1930-х годов в Малой Советской энциклопедии говорилось: «Пролетариат никогда не имел в буржуазном государстве своего отечества, так же как не имели его рабы и крепостные в государственных образованиях древности и средневековья… Пролетариат не знает территориальных границ… он знает социальные границы. Поэтому всякая страна, совершающая социалистическую революцию, входит в СССР». И так будет до тех пор, пока отечеством трудящихся не станет весь мир.
Историки школы Покровского упраздняли определение «отечественная» из названия войны 1812 года. «Отечественная» война, писала профессор Академии общественных наук М.В. Нечкина в начале 1930-х годов, это «русское националистическое название войны». В переводе с «националистического» в данном случае оказывалось, что никакого нашествия Наполеона на Россию не было — «войну затеяли русские помещики». Поражение французской армии объявлялось случайностью, и с сожалением отмечалось, что «грандиозность задуманного Наполеоном плана превосходила возможности того времени».
Никакого подъема патриотического духа в России, естественно, не обнаруживалось, просто «вооруженные чем попало крестьяне защищали от французов свое имущество». Победа в войне 1812 года, по Нечкиной, «явилась началом жесточайшей всеевропейской реакции». К этому оставалось разве что добавить мнение «прогрессивного» буржуазного автора К.А. Военского о том, что «эта война как бы включала Россию в единый поток европейской жизни. Победа же над Наполеоном принесла лишь задержку естественного падения крепостного права, за которое боролись передовые русские круги».
Но вот свершилась третья русская революция, и 7 ноября 1941 года, выступая с трибуны Мавзолея, Сталин сказал: «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова».
Мало кто знает, что 20 октября 1943г поэт Яков Кувшинов предложил вариант гимна СССР, где были строки:
От Грозного славится наша держава.
Могучую силу несёт от Петра.
За нами сверкает Суворова слава
И веют Кутузовской славы ветра.
Третью революцию возглавил Сталин, а одним и его ближайших помощников по идеологической части стал А.Н. Толстой.
Алексей Толстой родился 29 декабря 1882 года в семье графа Николая Александровича Толстого, однако некоторые биографы приписывают отцовство его неофициальному отчиму — Алексею Аполлоновичу Бострому. Мать — Александра Леонтьевна (1854—1906), урожденная Тургенева — писательница, внучатая племянница декабриста Николая Тургенева, к моменту рождения А.Н. Толстого ушла от мужа к А.А. Бострому, за которого официально выйти замуж не могла из-за определения духовной консистории.
Первый рассказ «Старая башня» был написан Толстым в 1908 году.
С началом войны в августе 1914 года А.Н. Толстой решает стать военным корреспондентом. Первый цикл из 16 очерков был опубликован в «Русских ведомостях» с августа по ноябрь 1914 года под рубрикой «Письма с пути». Их можно охарактеризовать одним словом — «пропаганда военного времени», то есть какие мы «белые и пушистые», а немцы в началом войны превратились в чудовищ.
Я вовсе не осуждаю Алексея Николаевича. Пропаганда — такое же оружие, как и пушки. Да и практически все русские журналисты и писатели стали «квасными патриотами» и оборонцами. В 1914 году даже местечковый журналист Симон Петлюра записался в рьяные оборонцы и монархисты.
Алексей Толстой бывал на германском и австрийском фронтах, а в феврале 1915 года побывал даже на Кавказском фронте. В конце 1917 года Толстой поступает на службу в Земской союз или, как тогда говорили, становится земгусаром.
Февральскую революцию он встретил с энтузиазмом. Временно даже был поклонником Керенского, а позже — генерала Корнилова. К большевикам Алексей Николаевич относился слабо негативно. Хотя после его отъезда в СССР ненавидевший его Бунин приписывал ему «кровожадный антибольшевизм».
В ноябре 1917 года в Москве Алексей Толстой записывает в дневнике: «В сумерки Москву покрыл густой туман… Остались одна Наташа [Крандиевская, 3-я жена, прототип Кати Рощиной — А.Ш.] и сын… Теперь бы жить в тихом городке на берегу моря, тихо, строго и чинно».
Замечу, что никакого «большевистского террора» в конце 1917 — начале 1918 года в Петрограде и Москве не наблюдалось. В конце 1917 года организация писателей города Москвы на собрании исключила А.С. Серафимовича «за сотрудничество с большевистскими газетами». Алексей Толстой тоже проголосовал «за». А через несколько месяцев все голосовавшие, за исключением уехавших, толкая друг друга локтями, ринулись к большевистской кормушке.
Ну а куда уезжали в 1918 году господа офицеры и литераторы, которые четыре года обличали «тевтонских варваров»? Естественно, на оккупированные немцами территории в Белоруссии и на Украине. В мае к немцам подался Иван Бунин, а в августе 1918 года — Толстой.
Оба обосновались в Одессе, откуда регулярно выезжали на гастроли читать свои произведения. Поначалу Бунин и Толстой ездили вместе, а затем по неизвестной причине поссорились. Позже завистливый Бунин писал, что Толстой был старшиной (крупье?) в игорном клубе Зейдемона и неплохо там зарабатывал.
Толстой и Бунин много печатались в белогвардейских газетах и не выбирали выражений в адрес большевиков.
В 1919 году оба подались в Париж. Толстой писал: «На пароход две тысячи человек и в каждой каюте другая партия. И я заседал во всех каютах». Особо он любил каюты «люкс», где заседали монархисты.
Бунин ехидно рассказывал, что в 1922 году Толстой ухитрился продать в Париже какому-то буржую своё имение за 18 тысяч франков. На вопрос, где оно, Толстой вспомнил пьесу «Каширская старина» и отрапортовал — Каширский уезд, деревня Порточки. Сделка состоялась.
Чтобы более не возвращаться к отношениям Бунина и Толстого, расскажу о забавном эпизоде. С 1940 года семья Буниных прожила в маленьком французском приморском Грассе в крайней нужде. 2 мая 1941 года Бунин писал из Грасса А.Н. Толстому о том, что находится в ужасном положении, Толстой 18 июня 1941 года отправил Сталину письмо, в котором просил разрешить Бунину вернуться в СССР или помочь ему материально. Сталин не успел ответить. Через четыре дня началась война.
А ещё через 7 дней, 29 июня 1941 года, нобелевский лауреат Иван Бунин с удовлетворением отметил: «Итак, пошли на войну с Россией: немцы, финны, итальянцы, словаки, венгры, албанцы и румыны. И все говорят, что это священная война против коммунизма. Как поздно опомнились! Почти 23 года терпели его!»
В 1950 году в своих мемуарах Бунин, естественно, забыл о письме к Толстому и наоборот утверждал, что Толстой рьяно пытался уговорить его вернуться в СССР, но Бунин гордо отказался.
В 1933 году на своё 50-летие Толстой сказал: «Если бы не революция, меня бы ждала участь Потапенко». (И.Н. Потапенко (1859—1929) — автор банальных рассказов, имевших большой успех в русской провинции. Уже в 1920-х годах он был практически забыт).
Александр Николаевич трезво оценивает ситуацию и пишет письмо в газету «Известия» — «Совесть зовёт меня в Россию». 22 апреля 1922 года «Известия» публикуют его письмо с одобрительными комментариями.
И вот Толстой прибывает в Ленинград. Там в 1923 году впервые публикуется роман «Аэлита». Через год советский кинорежиссёр Яков Протазанов снимает художественный фильм с одноимённым названием. Однако Толстой подвергается травле деятелей «левого фронта» во главе с Маяковским и МаППа (Московской ассоциации пролетарских писателей).
Чтобы удержаться на плаву, Толстой начинает «играть по правилам» 1920-х годов. Он становится корреспондентом «Петроградской правды» и едет на Волховстрой, откуда шлёт ударные репортажи.
В 1925 году Толстой вместе с историком П.Е. Щёголевым пишет пьесу «Заговор императрицы». Замечу, что в 1917 году Щёголев был членом Чрезвычайной следственной комиссии, занимавшейся расследованием действий царя и его министров. 12 марта 1925 года в московском Театре комедии состоялась премьера спектакля «Заговор императрицы».
В 1925—1926 годах «Заговор…» шёл в шести театрах столицы, включая Малый, в трёх ленинградских театрах и в тринадцати провинциальных. Я сам видел этот спектакль в театре Гоголя в 1968 году.
По словам актёра Н.Ф. Монахова, игравшего Распутина в 1926 году в БДТ в Ленинграде, спектакль пользовался «огромной популярностью». По мотивам спектакля был снят немой фильм «Заговор Распутина».
Итак, Алексей Толстой блестяще выполняет социальный заказ Советской республики 1920-х годов.
И вдруг в 1929 году Толстой садится писать роман «Пётр Первый». В 1929 году подобный роман никто бы не стал публиковать, даже если б он представлял собой злобную карикатуру на Петра Первого и его окружение. О Николае II пишите, сколько влезет, и чем хуже, тем лучше, но кто такой Пётр I? Это давно прошедшее время, и для пролетарской общественности сей персонаж никакого интереса не представляет.
В 1929 году в школьных учебниках Александр Невский не упоминался вообще. Я беру в руки солидный том академика М.Н. Покровского «Русская история». В 1920 году Ленин нашёл время прочитать сей гроссбух и написал Покровскому: «Чрезвычайно понравилась мне ваша новая книга». Смотрю предметный указатель — на 540 (!) страницах нет упоминаний об Александре Невском, Минине и Пожарском, Кутузове и Суворове.
Не исключено, что в 1929 году за роман «Пётр Первый» Алексей Толстой попал бы в ОГПУ и в лучшем случае отправился бы в ссылку «в места не столь отдалённые».
Так почему же Толстой взялся за Петра? Не берусь судить, трезвый расчёт или интуиция подсказали писателю дальнейший путь, по которому пойдёт страна.
Роман «Пётр Первый» был опубликован в 1934 году. Немедленно на Толстого обрушился «девятый вал» критики со стороны пролетарских писателей и политиков типа Бухарина. Зато Сталин и Горький энергично поддержали Толстого. Царь-реформатор, поднявший на дыбы Россию, был как нельзя актуален в 1930-х годах. Вспомним, что Николай II, сделавший своим кумиром Алексея Михайловича Тишайшего, ненавидел Петра и не скрывал этого.
Кульминацией третьей революции можно считать запрет в 1936 году оперы Демьяна Бедного «Богатыри» и почти мгновенное изменение официальной трактовки крещения Руси князем Владимиром с резко негативной на хвалебную.
Крещение Руси в правление князя Владимира Святославовича подвергалось насмешкам в статьях, книгах, спектаклях и кинофильмах, начиная с 1918 года.
Так, в Ленинградском Государственном театре сатиры и комедии 19декабря 1931 года состоялась премьера представления «Крещение Руси», шедшего почти до апреля следующего года. Автор пьесы — Николай Альфредович Адуев (Рабинович). Кстати, именно он в 1914 году написал гимн скаутов «Будь готов!», переделанный в 1922 года поэтом А.А. Жаровым в пионерский марш.
В благожелательной рецензии на «Крещение Руси», помещенной в журнале «Рабочий и театр» (№ 1/1932) отмечается: «Спектакль имеет ряд смелых проекций в современность, что повышает политическую действенность пьесы», а именно: «Былинные богатыри выступают в роли жандармской охранки, Соловей-разбойник становится олицетворением именитого купечества, Византия перекликается с фашистским Западом. Сам князь Владимир обобщен как представитель самодержавия и не случайно поэтому к концу спектакля принимает образ предпоследнего царя-держиморды».
В начале 1936 года поэт Демьян Бедный написал либретто к опере «Богатыри». Настоящее имя автора — Ефим Придворов. В 1936 году он полностью оправдал фамилию и стал придворным поэтом. Ему даже выделили огромную квартиру в Кремле, где он жил с роднёй и прислугой. А для путешествий предоставляли персональный вагон.
Опера «Богатыри» была поставлена А.Я. Таировым в Камерном театре Москвы. Персонажи былинного эпоса были выведены в спектакле в карикатурном виде. В комедийных тонах изображался князь Владимир и его дружина. Шаржировано нарисован княжеский двор и постоянно пьяные «застольные» богатыри из княжеской дружины, противопоставляемые богатырям настоящим — Илье, Добрыне. Положительными героями в комедии сделаны разбойники — Угар и его друзья из беглых крестьян. Интрига спектакля сводилась к приключениям витязя Соловья, который вместо княжны Забавы похищает княгиню Рогнеду, к сатирически изображённой женитьбе Владимира на болгарской княжне и к победе Угара с товарищами над Соловьём и богатырями из княжеской дружины.
В духе антирелигиозных кампаний 1920-х годов в спектакле было представлено крещение Руси. По тексту либретто, написанного Демьяном Бедным, князь только что крестил Русь. В опере, согласно устоявшимся атеистическим канонам, событие подавалось в издевательском духе, как якобы произошедшее исключительно «по пьяному делу». Князь «винища греческого вылакал, спьяну смуту в народе сделал», только и всего. Что касается самой религии, то «старая вера пьяная была, / А новая и того пуще».
Спектакль был поспешно представлен отдельными театральными критиками как «восхитительная вещь» и даже как некая «русификация» Камерного театра, проведенная «с большой сдержанностью и вкусом».
Театральный критик Осаф Литовский в журнале «Советское искусство» отметил особый успех постановки у рабочего зрителя. Он утверждал, что «качества текста оказались таковы, что, в сущности говоря, из скромной попытки обновить старое либретто, вырос в конечном счёте принципиально значительный спектакль». Критик писал, что произведение получилось подлинно народное, что богатыри — это народ, а его герой — Фома, и на их стороне симпатии автора. «А Владимировы богатыри ничтожны и жалки. Именно они олицетворяют слабую и отсталую древнюю Русь. <…> Демьян объектом для сатиры взял не подлинных сказочных народных героев богатырского эпоса — Илью Муромца, Добрыню Никитиче, Микулу Селяниновича, а те самых “богатырей”, над которыми народ издевается в своих былинах».
Замечу, что Осаф Литовский — это булгаковский персонаж критик Латунский, в квартире которого устроила погром Маргарита.
На премьере «Богатырей» присутствовали рабочие и инженерно-технический персонал автозавода им. Сталина, и в антракте заведующий культмассовым отделом завода товарищ Арнфельд от имени рабочих приветствовал Демьяна Бедного и создателей спектакля. Автор либретто и Таиров выступили с ответным словом.
В «Вечерней Москве» была опубликована заметка М. Загорского о спектакле, где говорилось: «Хороший новый спектакль показал Камерный театр. Свежий, радостный, полный юмора, улыбки и умной шутки. Отныне уже нельзя будет строить ни один музыкальный, сатирический и пародийный спектакль, не учтя опыта “Богатырей”». Далее критик говорил о долгой жизни спектакля в театре.
На шестой (!) спектакль заявился Вячеслав Молотов. По одной версии, посмотрев один акт, он демонстративно встал и ушел. Режиссеру передали его возмущенную оценку: «Безобразие! Богатыри ведь были замечательные люди!».
По другой, более правдоподобной версии, Молотов до конца досмотрел спектакль и молча ушёл.
Главное же то, что опера была осуждена специальным постановлением Политбюро ЦК от 14 ноября 1936 года. В нем отмечалось, что опера-фарс «а) является попыткой возвеличения разбойников Киевской Руси, как положительный революционный элемент, что противоречит истории и насквозь фальшиво по своей политической тенденции; б) огульно чернит богатырей русского былинного эпоса, в то время как главнейшие из богатырей являются в народном представлении носителями героических черт русского народа; в) дает антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося в действительности положительным этапом в истории русского народа, так как оно способствовало сближению славянских народов с народами более высокой культуры».
В результате опера была запрещена и снята с репертуара как чуждая советскому искусству.
Прочтя постановление, известный кинорежиссёр Илья Трауберг написал: «Советское государство становится всё более национальным и даже националистическим».
Как видим, Алексей Толстой ещё за пять лет предвидел поворот от интернационализму к национализму.
В 1936—1938 годах был снят двухсерийный и очень дорогой для того времени фильм «Пётр Первый». Народ учил русскую историю по Алексею Толстому.
Разумеется, в этот период снимались и другие патриотические фильмы. Вспомним хотя бы Сергея Эйзенштейна с его фильмом «Александр Невский». Влияние фильма на простых людей хорошо иллюстрирует анекдот того времени: «Мальчик спрашивает папу: — А кто ещё из царей, кроме Александра Невского, был за советскую власть?»
Всеволод Пудовкин снимает фильм «Минин и Пожарский» по сценарию Виктора Шкловского. Фильм завершался патриотической сценой. На Красной площади собирается огромная толпа ополченцев и москвичей. Пожарский и Минин стоят на Лобном месте. Гремят пушки. Минин выступает с речью. «Мы ляхов побили, а если сунуться, и далее будем бить. Здесь мы ляху хвост отрубили, а там [Минин выразительно показывает на запад — А.Ш.] и шкуру спустим!»
Фильм «Минин и Пожарский» вышел на экраны 3 ноября 1939 года. К этому времени сбылось предсказание Минина — Красная Армия с 17 сентября по 1 октября 1939 года спустила шкуру с панов.
На мой взгляд, именно успех романа «Пётр Первый» побудил академика Евгения Тарле в 1934 году взяться за монографию «Наполеон», вышедшую из печати в 1936 году. 10 июня 1937 год, как по команде, «Правда» и «Известия» опубликовали разгромные рецензии на «Наполеона». Книгу назвали «ярким образцом вражеской вылазки».
На дворе шёл 1937 год, и Тарле ждал по ночам «воронка». Но тут у академика зазвонил телефон и Евгений Викторович узнал знакомый грузинский акцент: «Товарищ Тарле, не обращайте внимания на газетные статьи. Они скоро прекратятся». В тоге вместо лагеря Тарле получил три ордена Ленина, два ордена Красного Знамени и три Сталинских премии 1-й степени. Разумеется, не только за «Наполеона», а по совокупности всех трудов.
Обратим внимание, советскую идеологию и советский патриотизм создали не писали Пролеткульта и старые большевики. Они в большинстве своём в конце 1930-х годов сидели, а оставшиеся помалкивали на вторых ролях. Идеологию и советский патриотизм создали в первую очередь эмигранты и писатели, встретившие в 1918 году советскую власть в штыки. Это Алексей Толстой, Виктор Шкловский (офицер бронедивизиона гетмана Скоропадского), Евгений Тарле и многие другие.
Характерный пример — полковник Василий Григорьевич Янчевский. В 1918—1920 годах он был начальником походной типографии Колчака, а с марта 1919 года выпускал ежедневную белогвардейскую газету «Вперёд». После разгрома Колчака Янчевский стал школьным учителем.
В 1931 году под псевдонимом Ян он издал свой первый исторический роман «Финикийский корабль». Затем последовали романы «Огни на курганах», «Спартак», «Молотобойцы» и другие. Всесоюзную славу Яну принесла трилогия: «Чингисхан», «Батый» и «К последнему морю». За роман «Чингисхан» Яну в 1941 году (!) присвоили Сталинскую премию 1-й степени.
Между прочим, в 1960-х годах я и мои школьные друзья чуть ли не наизусть знали романы «Пётр Первый», «Хождение по мукам», монографию Тарле «Наполеон» и, разумеется, все романы Яна.
Первым же среди создателей советской идеологии 1930-х годов я бы поставил Алексея Николаевича Толстого.
Лично я уверен, что с идеологией 1920-х годов СССР вряд ли выиграл бы Великую Отечественную войну. Другой вопрос, что после 1953 года должна была появиться другая идеология, соответствовавшая своему времени, и, разумеется, объективная история, лишённая идеологических пристрастий вождей.
Искажать исторические события в век Интернета себе дороже, чего в упор не видят наши вожди. Пока же нам навязывают «идеологию военного времени», лишь поменяв плюс на минус. Ленин вместо святого объявлен кровавым, Николай II вместо кровавого объявлен святым и т.д.
Иллюстрация: Фрагмент портрета Алексея Толстого. Художник Павел Корин, 1940
Александр Широкорад. Известный российский военный историк, писатель, публицист. Родился в 1947 году в Москве. Учился в МИФИ на факультете «В» (Вычислительная техника), который вскоре стал называться факультетом «К» (Кибернетика). После его окончания работал по распределению в Институте атомной энергии им. Курчатова. Широкорад - автор более 150 книг по военной истории России, а также политической и военной истории стран ближнего и дальнего зарубежья. В своих книгах Широкорад использует немало источников, многие из которых были либо не известны отечественным историкам, либо отвергались ими по причинам идеологического характера.Многие суждения и выводы Широкорада опровергают привычные штампы и популярные мифы, в них дается отличная от официальной историографии оценка событий далекого и недавнего прошлого.