Бабушке

Незаметно, тихо и легко
на огне вскипает молоко,
шапкой пенной вылезает на плиту,
пока строчку я за строчкою плету.
С детства пенки ненавижу в молоке,
но люблю купаться в ледяной реке
с тех же лет... И до сих пор болеть
горло не отвыкло – значит, медь
меда с маслом добавляю я в питье:
это лучшее лекарство не мое –
это бабушка прохладною рукой
приносила мне к постели, и покой
разливался, вытесняя жар и боль,
когда лба она касалась: «спи, родной»...
И как прежде, от весны до октября
нагревается и стынет вновь земля,
чтоб укрыться белой пенкою снегов.
А под нею – ни дорог, ни дураков.
Там, под нею – наши судьбы. Глубина
промерзает. Но у самого у дна
наша память негасимая живет,
что весною в нас опять растопит лед.

***

Каждый сам себе раб и творец судьбы. Утешать не нужно, даже под звук трубы
Все равно всему на свете придет конец. Даже стены рухнут любые. Надев венец,
Человек сидит, глядит на сакуры лепестки, а в руках у него катана, мысли его легки.
Вот сейчас он встанет, перешагнет порог… То, что будет дальше, прячется между строк.
Он герой, возможно, в глазах у своих детей, он срубает головы ловко чужих людей –
Красоту летящих по ветру пустых голов, может быть, оценит его кровожадный бог.
Человек не думает, человека несет река. Замерзает совесть, становится, что шуга.
А на землю спускается черная немота. Лишь вода качает белые пятна льда.

Сны

1.

Я парю над домами в свете
бесконечной рекламной лжи.
Лучше быть одному, чем третьим,
лучше быть, чем совсем не жить.
В облаках растворился сразу
и выписываю виражи.
Резким криком, взрывая разум,
переругиваются стрижи.
А внизу подо мною улей
площадей и домовых сот,
и, подобно китайским кули,
мельтешит на земле народ.
Потягаться мне с Ариэлем? –
пусть не птица, не лайнер ТУ, –
кружит небо не хуже хмеля,
я летаю – и значит, верю,
если верю – значит, расту.

2.

Сказка не скажется, если рассказчик пуст,
лишь чернота ночная переполняет сны,
ширится вакуум – не размыкая уст,
мы растворяемся в тяжести той волны.
Грех бездуховности многим уже не грех,
в мире реальности лишь выгода на щите.
В поисках знания колем крутой орех,
только в итоге что же – не то, не те.
Мы на конвейере лжи винтиками лежим
и ожидаем молча гаечек поворот –
кто-то ключом здесь не гаечным ворожит,
а разводным разводит нас всех, урод.
Вот бы проснуться разом, заново все начать,
не уступив ни йоты чистой своей души!..
Горе-сказочник силится что-то свое мычать,
да только не слышим – вечно спешим, спешим.

Виктор Ганч (Беляков). Член союза писателей XXI века. Биолог-эколог-лимнолог, научный сотрудник и преподаватель. Родился в 1958 году, живет и работает в Санкт-Петербурге. Один из основателей, редактор литобъединения «ПИИТЕР». Координатор литературного фестиваля «Петербургские мосты» и конкурсов «Заблудившийся трамвай» им. Н. С. Гумилева и «Первый автограф». Печатался в журналах «Интерпоэзия» (США), «Новый берег» (Дания), «Дети Ра», «Бельские просторы», «Северная Аврора», сборниках «Южный альманах» (Израиль), «Аничков мост», «Антология современной поэзии Санкт-Петербурга» и других. Автор двух стихотворных сборников.