Беломора окурки намокли и пожелтели.
На балконе стул влажен и неказист.
Яблони в белых гольфах, яблоки переспели.
Падает нотой до виноградный лист.
лимитчицы-зимы сухое молоко
припорошило пыль, впиталось и намокло,
печаль моя светла, мне грустно и легко
сквозь грязные глядеть безжалостные стёкла,
Незаметно, тихо и легко
на огне вскипает молоко,
шапкой пенной вылезает на плиту,
пока строчку я за строчкою плету.
Город чумазый, дно золотое,
пыль. Енисея стремленье такое,
что окрыляет мурашками спину –
редкая птица до середины.
Вот так живешь, как будто понаслышке
Узнал про жизнь, привык, и был таков.
Но выйди в ночь. Смотри – деревьев вышки;
На темном небе вата облаков.
как в том непостижимом октябре
стояли, ничего не говоря,
и падал снег, он падал о тебе –
на языке без слов и словаря.
Важное мешая с пустяками,
Я – ночной радист – стихи пишу.
Но «морзянка» тонет, словно камень,
В озере, что сдалось камышу…
Умер дед, не успел заготовить дров,
и не то, что был чересчур суров,
но так тюкал по столу: "Где обед?",
стол теперь остался, а деда нет.